Встретились мы с ним в Москве, сразу после того, как фигуристы приступили к постановке олимпийских программ.     

– У вас с Катей за годы выступлений выработался стиль произвольных танцев. Это всегда какая-то история на льду, драма. Не было желания сделать в олимпийском сезоне что-то иное, неожиданное для зрителей? Удивить, поразить, шокировать их, наконец.

– Мы в каждом сезоне стараемся сделать что-то новое. Поэтому в этом году привлекли к работе нового хореографа Раду Поклитару – специалиста с нестандартными взглядами на хореографию. Когда мы только начали вместе работать, нам было сложно перенести какие-то вещи на лед, до такой степени они для нас непривычны. Это не примитивные движения и жесты (вот мое сердце, мы любим друг друга, я поцеловал тебе руку, ты прижалась к моему плечу), а совершенно иная хореография, иное направление. То, что делаем сейчас, это совершенно другие движения, которыми, оказывается, тоже можно рассказать об отношениях между мужчиной и женщиной.

– Та хореография, что всегда отличала российских лидеров в танцах на льду, была, как правило, очень эмоциональна, включая работу лицом.

– Чтобы было видно на 50-м ряду, да.

– Мне же в свое время очень запомнились постановки Антонио Нахарро, которые он делал для Стефана Ламбьеля, для Елены Ильиных и Руслана Жиганшина. Он как раз учил выражать эмоции на льду прежде всего телом.

– Мы тоже много работаем корпусом, головой, руками. Но совсем забывать про лицо не очень правильно. Как можно сделать комедию и ни разу не улыбнуться, хотя бы на одну секундочку?

– Хотите сказать, что стиль вашей новой произвольной программы – комедийный?
– Нет, это драма. Отношения между мужчиной и женщиной. История, которая может произойти с любым из нас.       

– И когда намечается премьера?

– На сентябрьских прокатах в Сочи.

– Канадским и американским танцорам свойственно показывать свои новые программы, не дожидаясь осени. В этом есть логика: люди стремятся, чтобы зрители как можно раньше узнали о программе, заговорили о ней, создали некое мнение, на которое в числе прочих могут опираться и судьи. Большинство российских фигуристов предпочитает как можно дольше держать свои постановки в секрете. В чем смысл такой тактики?

– Возможно, нам просто свойственно более поздно входить в форму. Летом постановки еще совсем "сырые", показывать по большому счету нечего.

– А нет ощущения, что начинать вкатывать программы стоило бы раньше, раз уж так делают все сильнейшие?
– Мы обсуждали это с тренером, но олимпийский сезон – точно не время что-то менять. Гораздо разумнее делать все так, как мы привыкли. Возможно, после Игр снова вернемся к обсуждениям, если продолжим кататься вместе или я поменяю партнершу.

– С этого места хотелось бы поподробнее…
– Никаких подробностей на самом деле нет. Мы с Катей не раз разговаривали на эту тему. Не секрет, что после Олимпийских игр она хочет немножечко отойти от фигурного катания, хочет семью, детей. Я пока не знаю, продолжу ли кататься дальше. Хватит ли здоровья, будет ли желание, будет ли возможность.

– …будет ли партнерша.
– Это мы с Катей тоже обсуждали. И решили, что нужно постараться как можно лучше откатать этот сезон, а потом уже принимать решения – по обстоятельствам.

– После того, как Катя прошлым летом вышла замуж, лично меня не покидало ощущение, что всем своим существом она уже в другой, не спортивной жизни. И что вы, находясь рядом, должны постоянно это чувствовать.

– Это не так. Сейчас фигурное катание у каждого из нас на первом месте. Когда выходим на лед, то абстрагируемся от всего. Просто полностью погружаемся в работу. По-настоящему сложный для меня период был лишь однажды, когда у Кати случилась эта ерунда с мельдонием. Вот тогда у Кати немножечко "заклинило" мозги. Это нормально для человека, который посвятил всю жизнь фигурному катанию, успешно прошел олимпийский цикл, идет к следующей Олимпиаде, и тут раз – его бьют мешком по голове и говорят: "Ты больше не будешь кататься".
Даже я не могу в полной мере представить, что тогда творилось у Кати в голове. Сам я старался вообще не подавать виду, что переживаю. Подсознательно все равно верил, что ситуация как-то разрешится и мы сможем вернуться. Поэтому меня так сильно цепляло, когда Катя начинала говорить, что можно уйти в шоу, или вообще уйти из спорта, заняться какими-то другими делами. Возможно, для Кати все эти разговоры были всего лишь способом защитить свою психику, чтобы не сойти с ума. Но, глядя на нее, я тоже сильно начал задумываться о будущем.

– А с какими мыслями завершали прошлый сезон?

– Я бы сказал, что в целом сезон получился удачным. Может быть, мы ожидали чего-то большего…

– Может быть, или ожидали?

– Я ждал большего, скажу честно. У Кати есть фраза, которую она часто произносит, комментируя тот или иной турнир, что самое главное – не место, на которое нас поставили судьи, а то, чтобы прокаты были чистыми, чтобы, глядя на наше катание, получали удовольствие наши родные и близкие, зрители и так далее. Я же никогда не скрывал, что хочу выигрывать, хочу занимать высокие места. Именно это для меня в фигурном катании главное. А уже потом – желание, чтобы тренерам, родителям и всем прочим нравились наши программы.

– И чтобы никто не придирался к вам и не критиковал?

– Вот к этому как раз я отношусь спокойно. Хотя до Игр в Сочи некоторые комментарии в наш адрес цепляли меня сильно. Я думал: ну почему так устроен мир? Мы пашем до изнеможения, ломаем и режем себе руки и ноги, у нас все болит, а люди, которые, возможно, вообще ничего не понимают в спорте, безапелляционно заявляют, что наш уровень – это вторая мировая десятка?
А потом понял, что не нужно вообще реагировать на такие вещи. Тебя обсуждают? Значит, есть, что обсуждать. Куда хуже, когда о тебе вообще не вспоминают. На объективную критику я реагирую адекватно. Говорят, допустим, что Соловьев сорвал твиззлы в коротком танце на командном чемпионате мира, и это очень плохо, я могу только согласиться: да, это очень плохо.

– А вы сорвали твиззлы?

– Да.

– Зачем? При том, что у вас с Бобровой это – один из наиболее стабильных элементов?

– Так кто ж знает? Начал ни с того, ни с сего о них думать. Никогда не думал о твиззлах – просто делал их, и все. Возможно, сказалось то, что сезон был уже фактически завершен, можно было позволить себе задуматься: как "улучшить" какие-то шаги и связки. Но как только я начинаю думать над элементом, у меня сразу всё начинает сыпаться. Когда "выключаешь" голову, позволяя телу бессознательно делать элементы на "автомате", все получается гораздо лучше.

      – Как вы отнеслись к тому, что на Играх в Сочи получили золотые олимпийские медали командного турнира? Что это было за чувство?

– Какой-то внутренней радости и ликования я от этого чемпионства не ощутил. Да, нам вручили медали, все было здорово, красиво, но в голове все равно сидело, что самое главное соревнование впереди, через неделю. И что именно там мы должны кататься как никогда хорошо.

– Вы с Катей остались пятыми, хотя, наверное, могли бы стать в личном турнире третьими.

– Не думаю, что могли. Было обидно это понимать, тем более что по ходу сезона мы обыгрывали Лену Ильиных и Никиту Кацалапова. Но после того как в Сочи остались после короткой программы пятыми, стало ясно, что с этим ничего не поделать. Что где-то там наверху уже все решено. Поэтому, выходя на финальный прокат, говорили себе, должны просто откататься так, чтобы получить от произвольного танца удовольствие. Но все-таки это были Олимпийские игры, поэтому все происходящее воспринималось особенно тяжело. Еще до выхода на старт я видел, что у Кати нервы на пределе, что на глазах у нее слезы, видел обреченные глаза Саши Жулина. Когда мы уже встали в начальную позу, почувствовал, что Катю всю трясет. Было бы психологически легче, наверное, если бы мы после короткой программы были в тройке, или хотя бы уступали соперникам не так много. А так все было слишком очевидно.

– Считаете свой олимпийский результат необъективным?

– У меня не получается судить свое катание. Когда смотрю на другие пары, проще понимать, кто лучше, кто хуже, чей танец интереснее. На себя смотрю – не понимаю этого.

– Кто с вашей точки зрения был в минувшем сезоне сильнее – олимпийские чемпионы Тесса Вирчу и Скотт Моир, или двукратные чемпионы мира Габриэла Пападакис и Гийом Сизерон?

– Мне кажется, что объективно сейчас французы сильнее канадцев.

            – При этом канадцы побеждали на протяжении всего сезона. У вас есть объяснение этому парадоксу?

– Мне трудно отвечать на такие вопросы.

– Считаете это некорректным?

– Отчасти, да.

– Значит, не станете отрицать, что почти у каждой медали в танцах на льду всегда есть какой-то подтекст. Могу ошибаться, но совершенно не исключаю, что это была своеобразная благодарность Тессе и Скотту со стороны ISU за то, что они вернулись на любительский лед.

– Возможно, вы правы. Но я бы предпочел, чтобы в танцах все было объективно.

– Насколько, кстати, вы согласны с тем, что на Играх в Сочи победили не Вирчу/Моир, ставшие олимпийскими чемпионами в Ванкувере, а Мэрил Девис и Чарли Уайт?

– На мой взгляд, Чарли был более свеж, что ли. Они с Мэрил выглядели более уверенно, это добавляло энергетики, их катание было интереснее смотреть, к ним тянуло. Сейчас, разбирая по прошествии нескольких лет технику, начинаешь думать: почему такие уровни сложности? Почему к американцам и канадцам никогда не придираются так, как придираются к европейским танцорам? Хотя, конечно же, у обеих пар было, чем восхищаться. 

– Например?

– Например, тем, как близко друг к другу они катались все те годы, что выступали. Это очень красиво, когда пара проезжает просто в миллиметре друг от друга. Над этим все работают, все стремятся исполнять те же твиззлы как можно ближе, просто не у всех получается: в голове постоянно сидит, что можно столкнуться. Надо, наверное, пару раз столкнуться на тренировках, чтобы досконально почувствовать расстояние. А потом уже доводить каждый шаг до автоматизма. Но это высший класс, когда два человека, едва не касаясь друг друга и не держась за руки, параллельно выполняют дорожки шагов. Прямо захватывает дух!

– После того, как в вашу группу пришли Виктория Синицина и Никита Кацалапов, дискомфорта в тренировках не появилось?

– Пока я никакой разницы не почувствовал. Мы с Катей, выходя на лед, работаем по своему плану.

– Все танцевальные дуэты Жулина тренируются на одном льду?

– Да.

– А если бы у вашего тренера была возможность развести пары?

– Я бы этого не хотел. Меня стимулирует, когда рядом катается сильный соперник – я начинаю просто лезть из кожи вон. Если это будет происходить на протяжении всего сезона, я сделаю огромный скачок сам для себя.

– Но вы ведь не можете не понимать, что работа с Синициной и Кацалаповым для Жулина – серьезный вызов. И что ему, как любому другому тренеру, имеющему две сильные пары, по большому счету должно быть все равно, какая из них станет первой. И не факт, что этой парой станете именно вы с Катей.

– Это как раз нормально. Я просто хорошо знаю Сашу, знаю его подход к работе, его принципы. Он никогда не станет вести какие-то игры за спиной своих спортсменов. Что касается распределения тренерского времени, не думаю, что у кого-то из нас есть повод чувствовать себя обделенным. Да и подстегивать никого не нужно – мы сами себя подстегнем, если понадобится. Дело ведь не в соперниках, а в том, насколько ты сам готов расти и развиваться. Когда мы с Катей пришли к Жулину, в нас стали открываться какие-то новые способности, какие-то резервы, которые мы до сих пор из себя вытягиваем. И я понимаю, что предела этому процессу нет.

– А дружить, когда находишься в одной группе и борешься за одну медаль, получается?

– У меня немало друзей, которые не имеют отношения к фигурному катанию. Или тот же Сережа Воронов, с которым мы не соперники.

– Я не совсем об этом. В свое время, например, все считали, что в группе Марины Зуевой, где много лет тренировались Вирчу/Моир и Дэвис/Уайт, царит гармония. А после Игр в Сочи выяснилось, что все было совсем не так. Что доходило до того, что фигуристы на одни и те же турниры летали разными самолетами, в раздевалках сидели в разных углах и дружбой там и не пахло. Насколько соперничество способно обострить личные отношения между людьми?

– Мы с Никитой и Викой тренируемся вместе не так много времени, но пока, насколько могу судить, всем комфортно друг с другом и в раздевалке, и на льду. Я вообще люблю общаться с людьми, как и Катя.

– А от Кати вы не устаете? Вы же проводите вместе чертову прорву времени?

– Мы очень хорошо чувствуем друг друга. Не раздражаем, не утомляем. Иногда можем разговаривать всю тренировку, обсуждать элементы, какие-то другие тренировочные моменты. Иногда молча работаем, вообще ни единого слова не произносим.

– Идея продолжить выступления в шоу вас, получается, совсем не привлекает?

– Шоу – это совсем другая работа. Она бывает очень интересной, но никакое шоу я не сравнил бы с соревнованиями. Там адреналин, там особенная усталость. Вот даже сейчас сижу и думаю: скоро сезон, и уже хочется, наконец-то, показать программы, увидеть судейские оценки. По этой атмосфере я в межсезонье всегда очень скучаю.

                – Своим распределением по этапам "Гран-при" вы довольны?
– Да, получили именно то, что хотели: сначала катаемся на Cup of Russia в Москве, потом неделя подготовки и старт в Китае. Ну а потом, если все сложится, будем готовиться к финалу.