- Абсолютно! Гениальная девочка! Я считаю, что к этому ребенку точно Бог прикоснулся. Она не только технически безукоризненно подготовлена, не к чему придраться, но у нее еще и очень хорошая, трезвая голова. Она очень хорошо контролирует свои действия, умеет справляться с волнением, и удивительно, что это в 15 лет!

- Сейчас с появлением нового вида в фигурном катании — командного первенства, шансов на медали у фигуристов стало больше. У Юли уже в Сочи есть возможность взять второе золото.

Нет сомнений, что она будет кататься до следующих Игр. Поэтому Юля может не просто, как я, быть трехкратной, она может и перепрыгнуть меня

Чья была идея ставить новые программы у Марины Зуевой?

Мы точно знали, что нужен новый взгляд, что-то новое в программах, чтобы выглядеть по-новому. Стали думать, кто из хореографов мог бы это сделать, воплотить наши идеи, и решили, что надо ехать к Марине Зуевой.

То есть поехала, чтобы измениться?

Этого хотят все фигуристы: в каждой новой программе выглядеть иначе. Но я чувствовала, что мне нужно сменить обстановку, чтобы включиться в работу, и эта работа была в радость. И еще мне очень хотелось посмотреть, как тренируются в Америке, как ставят там программы.

Марина Зуева назвала тебя безумно талантливым человеком, с которым легко работать.

Видите, все люди разные. С кем-то легко, с кем-то не очень. Зависит от подхода.

Что подкупило в ее подходе?

Марина очень открытый творческий человек, и с ней нельзя работать иначе. Она сдержана, дипломатична, никогда не критикует, если что-то не так. Когда шел постановочный процесс, и она видела, что что-то не так, то говорила: «Да, все чудесно. Но давай попробуем иначе». Наверное, это уже американский менталитет, там привыкли именно так разговаривать со спортсменами. В моем случае это работало. Марина лепила из меня тот образ, который необходим. Ты мог этого не осознавать, просто повторял за ней движения, жесты, но в итоге получалось то, что нужно ей, то, что вообще нужно. А главное, это придавало мне уверенности. От тренировки к тренировке я начинала осознавать, что все могу.

– Знаю, что летом вы дополнительно работали еще и с танцевальным специалистом – Екатериной Рублевой. Вам понравилось?
– Да, очень. Мы как-то очень быстро нашли общий язык. Катя сразу взялась за работу так, как будто я всю жизнь провела в танцах. Хотя танцоры в фигурном катании – это вообще отдельная история. Они могут всю тренировку отрабатывать шаги, которые я ненавижу всем сердцем.
– Речь о каких-то особенно сложных шагах?
– Если бы! Обычная «елочка» на прямом ребре. Основной шаг в фигурном катании. У одиночников это просто шаги, которыми набирают ход: сделал – и забыл. У танцоров – целая история: плотно сесть «в ноги», толкнуться от конька, держать при этом спину, не поворачивать плечи и бедра – то есть держать так называемый прямоугольник... Я пока осваивала все это, с ума сходила. Выматывалась на шагах похлеще, чем на прокате произвольной программы. Прыгать куда легче было.
– С появлением новых правил в одиночном катании стало модно приглашать для постановок дорожек специалистов из танцев.
– Танцоры не тратят свое драгоценное время на такую «мелочь» как прыжки. У одиночника же прыжки отнимают львиную долю тренировки: техника, подготовка и так далее. Поэтому, если одиночник делает танцевальную дорожку, составленную из шагов, которые танцоры отрабатывают изо дня в день по многу часов, уже одно это смотрится необычно. Это действительно круто – делать дорожки так, как их делают танцоры. Поэтому многие и стараются поработать над шагами со специалистом из танцев, отточить технику. При правильном исполнении становится легко делать даже очень сложные шаги. Соответственно, проще потом добавлять работу колена, корпуса – чтобы дорожка смотрелась максимально выигрышно, начинала играть, а сам ты не помирал бы в ней, а чувствовал себя комфортно. Дорожку в короткой программе мы ставили в Швейцарии со Стефаном Ламбьелем. В Сочи я ее несколько упростила, делала не в полную силу, причем сознательно – чтобы нормально отработать все прыжки. В начале сезона всегда подсознательно экономишь силы на первой части, чтобы гарантированно доехать программу до конца. Я четко контролировала свое состояние по ходу проката и удивлялась, насколько мне легко. Потому что когда мы ставили эту программу, неудобным было все.
– Как же вы с вашим характером это неудобство выдерживали?
– Мне еще в детстве тренеры часто повторяли: если с самого начала все ставить так, как удобно, спортсмен никогда не вырастет. А вот «неудобные» элементы заставляют более тщательно их вкатывать, и уже от этого ты растешь в техническом плане. Я запомнила это тогда очень крепко. Поэтому, работая с Ламбьелем, не раздражалась, а скорее с удовлетворением думала: «Зато я вырасту»…
– Мне очень понравилось работать со Стефаном, – рассказывала она в начале сентября. – Возможно, все дело в том, что он не первый постановщик в моей жизни, и мне есть с чем сравнивать. Скажем, когда в детстве постановками занимаются тренеры, эти программы всегда удобны детям, поскольку изначально ставятся под прыжки. Очень удобно ставил Николай Морозов: обычно он просил показать ему какие-то шаги, внимательно смотрел и говорил: «Сюда мы вставим вот это – оно туда ложится». И получалось, что вся дорожка строилась именно от удобства. Марина Зуева старалась внести в программу какие-то новые связки и хореографические приемы, просто я попала к ней в тот момент, когда не очень хорошо понимала сама себя. Понятно, что человеку со стороны было еще сложнее понять, как со мной работать. По ходу сезона те программы улеглись, но в начале я чувствовала себя в них достаточно странно. Стефан же – это вообще отдельная история. Заиграла музыка – и он улетел. Он до такой степени любит музыку и лед, что наблюдать за его импровизациями колоссальное удовольствие. Но мы-то приехали не его катанием любоваться, а программы ставить. На практике это выглядело так: Стефан включает музыку, начинает быстро-быстро накручивать какие-то шаги, мы с Алексеем Евгеньевичем стоим, раскрыв рты, и вообще не понимаем, как он все это делает. Потом я прихожу в себя, прошу повторить, он начинает повторять – и делает все вообще по-другому, причем иногда даже не отдает себе в этом отчета, поскольку не запоминает ни шагов, ни их очередности. Спрашивать, что он вот именно сейчас делал, бесполезно. Поэтому я приучилась зрительно выхватывать из его дорожек какие-то куски и повторять их. Ездила следом, уткнувшись глазами Стефану в ноги. Он ведь еще и ноги постоянно заплетает каким-то непостижимым образом. Заворачивает их, скрещивает. Столько, сколько я валялась в Швейцарии по льду, пытаясь повторить за Ламбьелем какие-то движения, я не валялась никогда в жизни.